Русские в Альпах, или легенда о говорящей альпийской гиене

 

 

Повествуя о русских в Альпах, я подразумеваю не альпийские курорты. Всем и так известно, что русских там сейчас множество. Нет, я имею в виду настоящие Альпы: тяжёлые подъёмы, скалы, тропы, ледники, ущелья. И, конечно же, вершины. Как это ни удивительно, встречи с русским человеком и в этих местах не так уж редки, но при этом они запоминаются надолго. Вот, например, такой случай:

 

Август 1992 года, я поднимаюсь в одиночку на вторую по высоте вершину Германии - Ватцманн. До вершины остаётся еще около часа ходьбы по гребню, я устал и хочу перед окончательным «броском» отдохнуть. Сажусь на камень, достаю фляжку с водой, пью. Закрываю глаза и сижу с закрытыми глазами пару минут. А когда вновь открываю глаза, вижу перед собой чьи-то начищенные ботинки. А над ними ужасно знакомые брюки защитного цвета. Смотрю вверх и вижу не менее ужасно знакомую фуражку. Ошибиться невозможно: да-да, это он, самый надёжный защитник Отечества! Да ещё и "при полном параде"! Не где-нибудь, а в Альпах! И притом в тех Альпах, что буквально кишат американскими солдатами... И только потом я замечаю участливое выражение его лица и слышу русское сочувственное: «Не боись, чувак, дальше легче будет!». С этими словами он устремляется к вершине.

Я так и не догнал его. Вершина Ватцманна, на которой в «сезон» места свободного не найти, была безлюдна. С вершины я вернулся тем же путём, каким я на неё поднимался, на спуске меня никто не обогнал, да и у хижины внизу я провёл еще пару часов, в течение которых с хребта не спустился ни один человек.

Получалось, что "защитник Отечества" совершил полный переход по хребту Ватцманна. Причём при "параде", который никак не гармонировал со скалистыми тропами. И в обычных "выходных" ботиночках на плоской подошве. Переход, по сложности доступный далеко не всякому, даже если его ноги подкованы фирмами "Майндль" или "Лова".

Потом уже я сообразил: дело было в 1992 году, в 1990-м все стены растащили по кускам, в 1994-м армии победителей были вынуждены "ретироваться". Невозможно было не воспользоваться моментом...

Кстати, он был неправ: дальше легче не стало. Но спасибо ему, Путнику, поспешившему перед отъездом полюбоваться горными красотами Баварии и Австрии, или же, порвавши с прошлым, устремившемуся наугад в своё будущее. Неважно, куда и зачем он шёл, просто спасибо за доброе слово и участие...

Так выглядела моя самая первая встреча с русским человеком в «настоящих» Альпах. Впоследствии этих встреч было такое множество, и все они были настолько удивительны, что я, выходя в горы, уже ждал очередного соприкосновения с "нашими", и даже иногда ловил себя на мысли о том, что ассоциирую европейские Альпы исключительно с русскими людьми.

С одной из самых ярких альпийских встреч с русскими я хотел бы Вас сейчас познакомить. Моё повествование, сюжет которого развёртывается на высоте в 2700 метров и строится из двух частей, между которыми лежат целых восемь лет, даже нельзя отнести к разряду беллетристики, это скорее научная фантастика, или, если вам угодно, легенда. Легенда о говорящей альпийской гиене.

Было это в 1993 году, я с группой из пяти человек переходил из австрийских Альп в немецкие. В качестве завершающего недельный поход этапа мы решили совершить переход между вершинами Цугшпитце и Альпшпитце.

Чтобы читатель осознал неординарность ситуации, о которой я повествую, необходим географический комментарий.

На Цугшпитце, самую высокую точку немецких Альп, ведут как минимум четыре пешеходных пути. Помимо этого, и с австрийской, и с немецкой стороны идут к вершине пассажирские подъёмники. Есть даже фуникулёр, поднимающийся на Цугшпитц-плато через туннель, прорытый в чреве горы.

Как вы понимаете, наша группа, состоявшая исключительно из русских, принципиально отвергающих и презирающих все "неромантичные техсредства для убогих", всегда использовала в горах один единственный вид транспорта – свои собственные ноги. Причем этот вид транспорта должен был непременно двигаться по самому безлюдному, самому тяжёлому и самому рискованному пути. В наши неписаные правила входило помимо этого игнорирование запретов на «кампирование, бивакирование и ночёвки в палатках, а также уход с размеченных троп». Иначе не отдых, а нудный немецкий «орднунг». Западная Европа, - шутили мы, - даже и не подозревает, какая новая походная «субкультура» складывается на её территории. Наша, российская, абсолютно не соответствующая западноевропейским представлениям об упорядоченном досуге на природе.

На этот раз при выборе рискованного пути жребий пал на так называемый «Юбилейный хребет», соединяющий Цугшпитце с вершиной Альпшпитце. Шестикилометровый зубчатый гребень на высотах в 2600-2900 метров, по которому пролегает маршрут, идёт то вверх, то вниз, на сложных участках в скалу иногда вмонтирован стальной страховочный трос, облегчающий спуски и подъёмы. На нескольких участках (кстати, без троса!) ширина гребня составляет всего лишь пару шагов, здесь необходимы крепкие нервы.

Переход по хребту можно осуществить за один день, если идти быстро и налегке; можно, однако, и продлить удовольствие, растянув его на два дня: примерно на полпути, под гребнем, на тросах-растяжках жёстко зафиксирована маленькая необитаемая хижина в виде барака, рассчитанного человек на восемь. Единственное назначение этой хижины – служить убежищем от непогоды, но её можно использовать и в хорошую погоду, например, как место ночлега. Опять же романтика. Романтика, нами, русскими, всегда желанная, но немцам непонятная и ими к тому же непоощряемая.

Важная деталь перехода по хребту, имеющая непосредственное отношение к излагаемому мною сюжету, заключается в следующем: маршрут этот довольно сложен, в отличие от других ведущих на Цугшпитце пешеходных маршрутов, встретить человека здесь можно крайне редко. А если такая встреча и состоится, то встреченный Вами будет иметь как минимум хорошую горную обувь, тёплую одежду, а также запас еды. Подчёркиваю: как минимум.

Вот на этом-то гребне, у этого самого барака-убежища и произошла следующая история.

Подходя к хижине, идущий впереди Коля (по кличке «Тормоз») оглянулся и весело сообщил:

-     А место уже занято!

На крыше барака, свесив ноги, сидел загорелый белобрысый мальчишка лет семи и смотрел на нас.

- И дикий же народ, дети гор... – процитировал я, вспомнив отца Фёдора, одичавшего в Дарьяльском ущелье. – Не хватает только колбасы.

Как потом оказалось, с «колбасой» я попал в самую точку.

Мы стояли у хижины и снизу рассматривали его. Из одежды на нём были только длинные шорты, а на ногах его красовались «вьетнамки» - пляжные тапочки с двумя сходящимися на носке в одну точку полосками резины. "Круто." – подумал я с завистью. – "Уродуешься тут сутками в горной обуви, а малолетний верхнебаварский абориген так вот просто, в тапках и почти нагишом, да еще и на такую высоту..."

Он сидел, свесив ноги, и странно, по-птичьи, молча рассматривал нас: втянув голову в плечи, он запрокидывал её то в сторону левого, то в сторону правого плеча. Вид он имел жалкий и расстроенный, в глазах его были видны слёзы.

- Was ist denn? - спросил его кто-то из нас.

- Гиены уничтожили весь провиант. - тихо ответил мальчик и всхлипнул.

Неожиданным для нас было не присутствие этого мальчика на скалах на большой высоте, не его абсолютно не соответствующая ландшафту и температуре воздуха экипировка, или, скорее, отсутствие её, не гиены, которых в Альпах быть не могло, а тот факт, что произнёс он эту фразу на русском языке. Без всякого акцента.

- Какие тут к ... – начал было кто-то, но тут же осекся, увидев, как мальчик мгновенно преобразился.

Он вдруг прекратил запрокидывать голову набок, приподнялся на кулаках, упертых в скат крыши, прищурился, и вызывающе презрительно уставился на нас. "Нужно обязательно купить книжку «Атлас альпийских животных». – пришла мне в голову неожиданная мысль.

- Ты как сюда залез?

- Гиены уничтожили весь провиант. – так же тихо и с той же интонацией повторил мальчик.

- А ты что же, один здесь ?

- Гиены уничтожили весь провиант. - в его голосе почувствовалось раздражение.

Было ясно, что оживлённый диалог не состоится. Но реагировать как-то было надо. Пострадавшему от гиен крупно повезло: послезавтра наш поход заканчивался, а в рюкзаках оставалось еще немало продуктов.

Мальчик не сводил глаз с выстраиваемой нами пирамиды из консервных банок и пакетов с картофельным пюре, однако глаза его всё так же были грустны. Единственным признаком его радости скорее всего была «вьетнамка», которую он раскачивал большим пальцем правой ноги: по мере увеличения пирамиды она качалась всё быстрее и быстрее.

- Ну, этого, пожалуй, хватит – остановил "строительство" Коля-Тормоз.

- Нет, не хватит. Гиены уничтожили весь провиант. – Слово «весь» на этот раз было явно усилено.

Верхушку пирамиды украсила еще одна банка тушёнки, банка сгущёнки и короткая «палка» салями. На всякий случай Коля решил больше не комментировать нашу щедрость.

- Мешок! – внезапно повеселев, сказал мальчик.

- Что???

- В мешок положите! - это прозвучало уже как приказ.

Мы повиновались приказу. У кого-то в рюкзаке нашёлся пустой полиэтиленовый пакет, и пирамида перекочевала в него. Неожиданно мальчишка с невероятным проворством соскочил с крыши на камни, схватил пакет, и стремглав бросился по скалам вниз в долину. Все молча застыли, наблюдая, как он, хлопая пакетом по острым выcтупам, стремительно нёсся вниз.

- Странный какой Маугли, – прервал всеобщее оцепенение Коля, – сначала по-русски, потом вымогает, а потом всё в мешок и со скал башкой вниз. Надо его отловить. Убьётся. Здесь нет спуска, а у него резинки на ногах.

По очереди мы наблюдали за ним в бинокль. Ясно было, что «отловить» не получится: мальчишка бегал стремительно и зигзагами, к тому же он уже благополучно достиг зоны растительности и почти растворился среди кустов. Ещё немного – и он будет в долине, а там какая-никакая, но всё же безопасность. Да и зачем было отлавливать? Необычайные "горно-спортивные" способности его ошеломили нас всех, и мы ещё несколько минут простояли на скалах, молча вглядываясь в огромные тёмно-зелёные пятна кустарника, облепившего склон хребта в нескольких сотнях метров под нами. 

Мы остались ночевать в хижине. Следов пребывания кого-либо в ней мы не обнаружили. Сидя у хижины и наблюдая с хребта за закатом солнца, мы придумывали новую «страшную» альпийскую историю, которой, как мы рассчитывали, суждено было оживить галерею рассказов об альпийских упырях. Байка должна была называться «Легенда о говорящей альпийской гиене». Сценарием были предусмотрены вежливое заговаривание с альпинистами, беспощадная обираловка, сигание со скал, попытки отлова и, как кульминация, разбросанные по скалам кровавые куски мяса. Человеческого мяса, разумеется...

Прошло восемь лет, и в 2001 году я снова попал в эти места, и снова, как в 1993-м, было решено закончить поход переходом по упомянутому гребню, но на этот раз в обратном направлении: от Альпшпитце до Цугшпитце. И снова в группе был Коля-Тормоз. И снова намечалась ночная романтика в бараке-убежище.

До барака было уже рукой подать, когда от Коли, идущего за мной, донеслась короткая команда.

- Стоять! – тихо произнёс он.

Я обернулся и увидел, что он, широко расставив для равновесия ноги, смотрит в направлении хижины в бинокль. Я перевёл взгляд в сторону хижины и увидел фигуру человека, сидящего на её крыше.

- Она самая.– прошептал Коля. – Только подросла маленько. Поджидает, милая... – и он протянул мне бинокль.

Я долго рассматривал сидящего на крыше.

- Ну как? – опять же шёпотом произнёс Коля.

- Дикий народ, дети гор...

- Нееее... - он неистово замотал головой и шёпот его перешёл на завывание. - Ты что, забыл?

Я не забыл. Мой комментарий о детях гор был не чем иным, как попыткой выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Вернее, собрать эти мысли «в кучу». В бинокль было видно, что сидящий на крыше хижины был загорелым мужчиной лет сорока, что был он только в шортах, что сидел он, свесив ноги, на самом краю крыши, что на ногах у него были резиновые пляжные тапочки, и что он с тоской в глазах глядел в нашу сторону.

Тот же гребень. Та же, единственная здесь, хижина. Опять же на крыше. Опять же вьетнамки и вселенское горе в глазах.

"Это покруче, чем загадочный «вольпертингер», якобы всегда закусывающий последним, идущим в цепочке." - подумал я. - "Покруче, чем «чёрный альпинист», который ночами шарит рукой по лицам спящих в палатках людей." То были явные легенды, там всё было ясно и меры безопасности там были надёжно отработаны. Предохраняясь от "вольпертингера", ходят замкнутым кольцом, прямолинейное движение осуществляется приставными шагами. Из-за «чёрного» ложатся головой ко входу в палатку – он пошарит и уйдёт, вовнутрь не полезет.

А здесь... Здесь было непонятно всё, абсолютно всё и сразу. Непонятной была также Колина фраза «Шашки наголо, за Родину, за Рузвельта!», которую он прошипел, направляясь к бараку. Я двинулся за ним.

Коля приблизился к хижине, медленно снял со спины рюкзак, преувеличенно бережно положил его на камни, так же бережно и медленно пошевелил его рукой, как-бы проверяя, надёжно ли тот лежит, и так же медленно разогнулся. Действо Колино, во время которого «дитя гор» жалостливо и молча рассматривало сверху Колину спину, продолжалось, как мне показалось, не менее минуты.

- Ну как, гиен кормить будем? – медленно и чеканя каждое слово, произнёс Коля по-русски, пронзительно глядя мужчине прямо в глаза.

Мужчина молниеносно поджал под себя ноги и изумлённо и одновременно испуганно протянул:

- Чего-чегооо?

По-русски. Без всякого акцента.

Воцарилось молчание. Мы смотрели на мужчину, мужчина же, упершись кулаками в крышу, как заведённый переводил глаза то на Колю, то на меня. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк. Молчание продолжалось долго.

- Ты чо это? – снова, на этот раз шёпотом, спросил мужчина и выразительно постучал себя пальцем по виску.

- Так надо. – сурово ответил Коля.

Через несколько минут наша группа молча и без остановок шла дальше по хребту. Нужно было успеть на последний, уходящий с Цугшпитце, подъёмник.

................................

В мае этого года Коля погиб во французских Альпах. Те, кто был с ним, рассказывали, будто он, желая продемонстрировать какую-то «смешную заморочку из похода по немецким горам, разделся до трусов, бегал босиком по скалам и изображал какое-то животное». Говорили также, что «жахнулся он с такой высоты и с такой страшной силой, что собирали его по частям и очень долго».

Я вспоминаю, как он тогда, в 2001-м, сидя на берегу озера Айбзее у подножия Цугшпитце, всё никак не мог успокоиться и возбуждённо комментировал только что пережитую на хребте встречу. «Слушай, - говорил он мне, - это ведь какое же роковое совпадение сегодня было! Нужно бы рассказ на эту тему написать, пусть народ читает и удивляется. Ты вот, филолог, давай займись: напиши и опубликуй. А название я уже придумал - «Русские в Альпах».

- Да ладно, кому это будет интересно? – я сперва подумал, что он шутит, - Случайное, хотя и весьма любопытное, совпадение – и не более того. Не обобрали же нас вторично! Люди прочтут – и не поверят. Скажут: «глюки».

Но он упорно доказывал мне необходимость нести глюки в широкие массы общественности, и в конце концов даже потребовал от меня, чтобы я дал ему слово обязательно написать о «гиене». 

Чтобы закрыть начинавшую надоедать мне тему, я вынужден был дать ему тогда такое слово, и сегодня я всё же сдержал его. Теперь, наверное, поверят.

 

Copyright © 2003 Леонид Александров (Комбриг)
Мюнхен, июль 2003 г.